Неточные совпадения
— Есть у меня, пожалуй, трехмиллионная тетушка, — сказал Хлобуев, — старушка богомольная: на
церкви и монастыри дает, но помогать ближнему тугенька. А старушка очень замечательная. Прежних времен тетушка, на которую бы взглянуть стоило. У ней одних канареек сотни четыре. Моськи, и приживалки, и слуги, каких уж теперь нет. Меньшому из слуг будет лет шестьдесят, хоть она и зовет его: «Эй,
малый!» Если гость как-нибудь себя не так поведет, так она за обедом прикажет обнести его блюдом. И обнесут, право.
Окна в светлице были
маленькие, с круглыми тусклыми стеклами, какие встречаются ныне только в старинных
церквах, сквозь которые иначе нельзя было глядеть, как приподняв надвижное стекло.
Самгин дошел до
маленькой, древней
церкви Георгия Победоносца, спрятанной в полукольце домиков; перед папертью врыты в землю, как тумбы, две старинные пушки.
За
церковью, в углу небольшой площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел в
маленькую, теплую комнату, сел у двери, в угол, под огромным старым фикусом; зеркало показывало ему семерых людей, — они сидели за двумя столами у буфета, и до него донеслись слова...
Грустно вспоминался
маленький городок, прикрепленный к земле десятком
церквей, теплый, ласковый дом Денисова, умный красавец Фроленков.
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по снегу на крышах ползли тени дыма, сверкали в небе кресты и главы
церквей, по белому полю тянулся обоз, темные
маленькие лошади качали головами, шли толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное глазам.
— Ну, что же я сделаю, если ты не понимаешь? — отозвалась она, тоже как будто немножко сердясь. — А мне думается, что все очень просто: господа интеллигенты почувствовали, что некоторые излюбленные традиции уже неудобны, тягостны и что нельзя жить, отрицая государство, а государство нестойко без
церкви, а
церковь невозможна без бога, а разум и вера несоединимы. Ну, и получается иной раз, в поспешных хлопотах реставрации,
маленькая, противоречивая чепуха.
Шел Самгин осторожно, как весною ходят по хрупкому льду реки, посматривая искоса на запертые двери, ворота, на
маленькие, онемевшие
церкви. Москва стала очень молчалива, бульвары и улицы короче.
— Над ним заутра «Помощника и покровителя» станут петь — канон преславный, а надо мною, когда подохну, всего-то лишь «Кая житейская сладость» — стихирчик
малый, [При выносе тела (из келии в
церковь и после отпевания из
церкви на кладбище) монаха и схимонаха поются стихиры «Кая житейская сладость…».
Маленькая ямская
церковь, верстах в трех от города, была пуста, не было ни певчих, ни зажженных паникадил.
Мы беседовали в его
маленькой комнатке около
церкви, был яркий солнечный день, и отец Алексей был в белом.
— Ты все-таки славный
малый, хотя еще глуп. Давай завтра уйдем из
церкви.
В
церковь я ходил охотно, только попросил позволения посещать не собор, где ученики стоят рядами под надзором начальства, а ближнюю
церковь св. Пантелеймона. Тут, стоя невдалеке от отца, я старался уловить настоящее молитвенное настроение, и это удавалось чаще, чем где бы то ни было впоследствии. Я следил за литургией по
маленькому требнику. Молитвенный шелест толпы подхватывал и меня, какое-то широкое общее настроение уносило, баюкая, как плавная река. И я не замечал времени…
На другой день я принес в школу «Священную историю» и два растрепанных томика сказок Андерсена, три фунта белого хлеба и фунт колбасы. В темной
маленькой лавочке у ограды Владимирской
церкви был и Робинзон, тощая книжонка в желтой обложке, и на первом листе изображен бородатый человек в меховом колпаке, в звериной шкуре на плечах, — это мне не понравилось, а сказки даже и по внешности были милые, несмотря на то что растрепаны.
Почти против окна — переулок, застроенный
маленькими пестрыми домиками; он упирается в толстую, приземистую
церковь Трех Святителей.
В догматах
Церкви раскрывается божественный разум, в ересях самоутверждается
малый разум человеческий.
Церковь — душа мира, и лишь в премудрой душе мира, в премудрой женственности — Софии — оба космоса —
малый и большой — брачно сливаются в познании.
Церковное сознание всегда полнее сознания сектантского и еретического, в
Церкви всегда больше, а не
меньше, чем в сектантско-еретической мистике.
Чем легче живется арестанту, тем
меньше опасности, что он убежит, и в этом отношении можно признать очень надежными такие меры, как улучшение тюремных порядков, постройка
церквей, учреждение школ и больниц, обеспечение семейств ссыльных, заработки и т. п.
Церковь была
маленькая и не могла вместить столько народа.
Протяжно и уныло звучит из-за горки караульный колокол ближайшей
церкви, и еще протяжнее, еще унылее замирает в воздухе песня, весь смысл которой
меньше заключается в словах, чем в надрывающих душу аханьях и оханьях, которыми эти слова пересыпаны.
Женька ждала его в
маленьком скверике, приютившемся между
церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей. На ней было серое цельное выходное платье, простая круглая соломенная шляпа с черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно оделась, — подумал Платонов, глядя на нее издали своими привычно прищуренными глазами, — а все-таки каждый мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный тон».
Становая своею полною фигурой напомнила ему г-жу Захаревскую, а солидными манерами — жену Крестовникова. Когда вышли из
церкви, то господин в синем сюртуке подал ей манто и сам уселся на
маленькую лошаденку, так что ноги его почти доставали до земли. На этой лошаденке он отворил для господ ворота. Становая, звеня колокольцами, понеслась марш-марш вперед. Павел поехал рядом с господином в синем сюртуке.
Видневшаяся мне в окно часть города показалась противною; идущие и едущие людишки, должно быть, были ужасная все дрянь; лошаденки у извозчиков преплохие;
церкви все какие-то
маленькие.
По окончании обедни священник с дьяконом вышли на средину
церкви и начали перед
маленьким столиком, на котором стояло распятие и кутья, кадить и служить панихиду; а Кирьян, с огромным пучком свеч, стал раздавать их народу, подав при этом Вихрову самую толстую и из белого воску свечу.
Мужик придет к нему за требой — непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: «Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть
малый ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его в
церковь — и на колени: у нас народ этого не любит!
На земле, черной от копоти, огромным темно-красным пауком раскинулась фабрика, подняв высоко в небо свои трубы. К ней прижимались одноэтажные домики рабочих. Серые, приплюснутые, они толпились тесной кучкой на краю болота и жалобно смотрели друг на друга
маленькими тусклыми окнами. Над ними поднималась
церковь, тоже темно-красная, под цвет фабрики, колокольня ее была ниже фабричных труб.
Случай этот окончательно разъединил ее с
маленьким уездным мирком; никуда не выезжая и встречаясь только с знакомыми в
церкви или на городском валу, где гуляла иногда в летние вечера с отцом, или, наконец, у себя в доме, она никогда не позволяла себе поклониться первой и даже на вопросы, которые ей делали, отмалчивалась или отвечала односложно и как-то неприязненно.
Больной между тем, схватив себя за голову, упал в изнеможении на постель. «Боже мой! Боже мой!» — произнес он, и вслед за тем ему сделалось так дурно, что ходивший за ним лакей испугался и послал за Полиной и князем. Те прискакали. Калинович стал настоятельно просить, чтоб завтра же была свадьба. Он, кажется, боялся за свою решимость. Полина тоже этому обрадовалась, и таким образом в
маленькой домовой
церкви произошло их венчанье.
«Что значат смерть и страдание такого ничтожного червяка, как я, в сравнении с столькими смертями и столькими страданиями?» Но вид чистого неба, блестящего солнца, красивого города, отворенной
церкви и движущегося по разным направлениям военного люда скоро приведет ваш дух в нормальное состояние легкомыслия,
маленьких забот и увлечения одним настоящим.
Севастополь, всё тот же, с своею недостроенной
церковью, колонной, набережной, зеленеющим на горе бульваром и изящным строением библиотеки, с своими
маленькими лазуревыми бухточками, наполненными мачтами, живописными арками водопроводов и с облаками синего порохового дыма, освещаемыми иногда багровым пламенем выстрелов; всё тот же красивый, праздничный, гордый Севастополь, окруженный с одной стороны желтыми дымящимися горами, с другой — ярко-синим, играющим на солнце морем, виднелся на той стороне бухты.
Вот налево Савостьянов, булочная, а наискосок Арбатской площади — белое длинное здание Александровского училища на Знаменке, с золотым
малым куполом над крышей, знак домашней
церкви.
— Да, я Алеша… — И тут Александров вдруг умолк. Третья тень поднялась со скамейки и приблизилась к нему. Это был отец Михаил, учитель закона божьего и священник корпусной
церкви,
маленький, седенький, трогательно похожий на святого Николая-угодника.
Во вторник Венсан и Александров встретились, как между ними было уговорено, у
церкви Большого Вознесения, что на стыке обеих Никитских улиц — Большой и
Малой. По истинно дружеской деликатности они оба поспешили и пришли на место свидания минутами двадцатью раньше условленного срока.
Сусанна в это время одевалась в своей
маленькой комнатке, досадуя на себя, что согласилась на поездку с Егором Егорычем в
церковь, и думая, что это она — причина всех неприятностей, а с другой стороны, ей и хотелось ехать, или, точнее сказать, видеть Егора Егорыча.
В отдаленных краях Сибири, среди степей, гор или непроходимых лесов, попадаются изредка
маленькие города, с одной, много с двумя тысячами жителей, деревянные, невзрачные, с двумя
церквами — одной в городе, другой на кладбище, — города, похожие более на хорошее подмосковное село, чем на город.
Снежным сугробом поднялась в небо
церковь, среди неподвижных облаков светит
маленькая, истаявшая луна.
Книжный мужик
меньше говорит о боге, о сектах,
церкви, — больше о начальстве, о земле, о правде и тяжестях жизни.
Обложили окаянные татарове
Да своей поганой силищей,
Обложили они славен Китеж-град
Да во светлый час, заутренний…
Ой ли, Господи, боже наш,
Пресвятая Богородица!
Ой, сподобьте вы рабей своих
Достоять им службу утренню,
Дослушать святое писание!
Ой, не дайте татарину
Святу
церковь на глумление,
Жен, девиц — на посрамление,
Малых детушек — на игрище,
Старых старцев на смерть лютую!
Поэтому в
церкви, в те минуты, когда сердце сжималось сладкой печалью о чем-то или когда его кусали и царапали
маленькие обиды истекшего дня, я старался сочинять свои молитвы; стоило мне задуматься о невеселой доле моей — сами собою, без усилий, слова слагались в жалобы...
В
церкви было хорошо, я отдыхал там так же, как в лесу и поле.
Маленькое сердце, уже знакомое со множеством обид, выпачканное злой грубостью жизни, омывалось в неясных, горячих мечтах.
Главная и наизловреднейшая деятельность
церкви есть та, которая направлена на обман детей, тех самых детей, про которых Христос сказал, что горе тому, кто соблазнит единого из
малых сих.
Когда Евгения Петровна шла по двору, приподняв юбку и осторожно ставя ноги на землю, она тоже напоминала кошку своей брезгливостью и, может быть, так же отряхала, незаметно, под юбкой,
маленькие ноги, испачканные пылью или грязью. А чаще всего в строгости своей она похожа на монахиню, хотя и светло одевается. В
церковь — не ходит, а о Христе умеет говорить просто, горячо и бесстрашно.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в
церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали
маленькие лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Сад и огород тоже обнесены высоким забором, с гвоздями по гребню, за ним — сад монастыря; в густой зелени старых лип тонут голубые главы двух
маленьких монастырских
церквей — зимней и летней.
В
маленькой передней уже обдавало тем специально благочестивым запахом, какой священники уносят с собой из
церкви в складках платья; пахло смешанным запахом ладана и воска, и, может быть, к этому примешивался аромат княженичной наливки, которою о.
— Садитесь, Татьяна Власьевна… Ну, как вы поживаете? — говорил о. Крискент, усаживая свою гостью на
маленький диванчик, обитый зеленым репсом. — Все к вам собираюсь, да как-то руки не доходят… Гордея-то Евстратыча частенько вижу в
церкви.
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на
маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад, в день Казанской Божией Матери, он ходил с мамашей в острожную
церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия.
В бричке сидело двое N-ских обывателей: N-ский купец Иван Иваныч Кузьмичов, бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца, и другой — отец Христофор Сирийский, настоятель N-ской Николаевской
церкви,
маленький длинноволосый старичок, в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в шитом, цветном поясе.
Это славный обычай — вовлекать птиц, чистейшее изо всех живых существ, в лучший праздник людей; удивительно хорошо поет сердце в тот миг, когда сотни
маленьких разноперых пичужек летают по
церкви, и щебечут, и поют, садясь на карнизы, статуи, залетая в алтарь.